Было ли это последней мыслью Андреаса, он не помнил. Были ли у него вообще какие-то мысли после завершения, он тоже не помнил.
Провалился в глубокий сон без сновидений, целительный, восстанавливающий силы, дарующий передышку разуму.
Среди ночи Андреас неожиданно очнулся.
Начинала болеть голова, а желудок уже сейчас требовал воды. Горло намекало на то, что от нестерпимой жажды недолго и помереть.
Андреас проигнорировал все жалобы. Ему в голову пришла блестящая, как казалось, идея.
На этот раз он не выпустит девушку из своей постели, кем бы она ни была. Он проснется не один, он проснется, держа восхитительное создание в своих объятиях. Он не даст ей уйти с рассветом, как недавно ушла Черстин.
Вторая двойняшка рано или поздно отправится на поиски сестры. Она заглянет в ванную, проверит кухню, и, нигде не обнаружив свою сестру, посмотрит у Андреаса.
И наверняка, наверняка она воскликнет что-то вроде «Черстин, вот ты где!»
Или: «Кирстен, я тебя повсюду ищу, что это ты тут…»
Таким образом, нецелесообразное инкогнито его ночной партнерши будет раскрыто. Андреас надеялся, что ситуация разрешится к его удовольствию. Он очень надеялся, что этой ночью его ласки принимала…
Ладно. Нужно дождаться утра. Он прикинется спящим, а сам тем временем ни за что не выпустит девушку из кольца рук. Ей придется порядком потрудиться, чтобы высвободиться, но Андреас не собирался давать девушке ни малейшего шанса.
Ни малейшего ша… анса… Ни малейш… Малейше…
Ни малейшего шанса сон не оставил Андреасу.
Снова, как тогда, на плите шипело что-то, источающее вкусный запах. Снова двойняшки лениво переговаривались на кухне.
Вот только на этот раз у Андреаса немилосердно болела голова. Застегивая ремень на джинсах, он вошел на кухню. Потирая лоб, сказал:
– Доброе утро.
– Доброе утро, – весело отозвалась Черстин. Не с подоконника.
На этот раз она сидела за столом и ломала тосты на мелкие кусочки. Полученную хлебную мозаику она мазала маслом, вареньем и паштетом по очереди. Отправляла кусочки в рот и запивала кофе из огромной бежевой кружки.
– Привет, – кивнула с улыбкой Кирстен.
Она помешала на сковородке ломтики ветчины.
– На завтрак опять яичница. Будешь?
Андреас был в недоумении.
Обе вели себя, как ни в чем не бывало.
На него смотрели две пары чистых, ясных, совестливых голубых глаз.
Ни тени смущения. Ни капли сомнений или раскаяния.
Запоздалого раскаяния.
– Что-нибудь, эээ, с удовольствием, – отозвался Андреас, – лучше всего гильотину или то, что русские употребляют от похмелья. Говорят, помогает.
– Русские пьют рассол, – сказала Кирстен.
– Что помогает? – удивилась Черстин. – Рассол или гильотина?
– Рассол делается из огурцов.
– Огурцы маринуются в рассоле!
– Неважно. У нас его все равно нет.
– Есть алка-зельцер, шипучий напиток.
– Это вроде аспирина?
– Ты что, раньше никогда не выпивал?..
– Не испытывал особого желания набираться, – признался Андреас.
– Тебя довела наша семья, – засмеялась Черстин. – И это ты еще не знаком с дедушкой и с отцом.
– У меня есть шанс с ними познакомиться? – уточнил Андреас. – А как насчет вашей замечательной мамы? Уверен, что она у вас красавица.
– Она у нас была красавицей.
Кирстен опустила голубые глаза.
– Что-то случилось? – тихо спросил Андреас.
– Ничего. Просто… Мама умерла несколько лет назад. Сердечный приступ. Редко болела, всегда выглядела такой довольной жизнью…
– Отец снова не женился, – вступила Черстин, – говорил, что маму заменить некем.
– Если она была хотя бы вполовину такая же, как вы… То есть если вы такие же, как она… Простите, я несу черт те что. Я только хочу сказать, что понимаю его…
– А вот мы – нет, – вздохнула Кирстен. – Честно, было бы лучше, если бы он снова научился по-настоящему радоваться. Если бы только нашлась женщина, которая заставила бы его улыбаться, глядя на цветы, распахивать окно весенним утром, чтобы послушать птиц…
– Разумеется, это не значит, что кто-то сможет заменить нам ее, – пояснила Черстин. – Просто наш отец заслуживает радости… Он достоин счастья. К тому же мы не знаем, сколько еще ему осталось… Он уже не так молод, как нам хотелось бы, к сожалению.
Двойняшки снова говорили как единый организм. Дополняя друг друга, поддерживая, поясняя.
Похоже, прошедшая ночь ничего не изменила…
Андреас вспомнил, что как-то видел передачу про сиамских близнецов. На одно тело детям, или же ребенку, досталось две головы, по две руки и две ноги. У него возникло ощущение, что, будь Кирстен и Черстин сиамскими близнецами, в их жизни принципиально ничего бы не изменилось.
Затем он вспомнил, какую тему сам затронул, и о ком они говорят, проявляя поразительное единодушие, и ему стало стыдно.
– Пожалуй, я попробую съесть немного яичницы, – сказал он.
Она смотрела на Андреаса, изо всех сил стараясь не проявить охватившие ее чувства.
Незачем. Не стоит.
Сегодня они подарили друг другу прекрасную ночь. Она была практически уверена, что он не догадался, кто находился с ним в одной постели до утра, почти до рассвета.
Ничего хорошего из их отношений все равно бы не вышло. Можно называть это проклятием, можно иронизировать над удивительным природным явлением. Но всегда они вызывали интерес у мужчины, который никак не мог определиться со своей симпатией, не мог выбрать между ними.
И они, если что-то начинали чувствовать к мужчине, то испытывали это синхронно.
Незачем. Лучше им всем оставаться друзьями. Он такой славный и симпатичный, их дружба может стать более ценной, чем очередная несостоявшаяся связь или связь, которая может черной кошкой подточить отношения между сестрами.