– Что? – шепотом повторила она.
– Черстин, я люблю тебя.
Она счастливо уткнулась в его плечо.
Уткнулась, чтобы он не видел выражения ее лица. Она думала, что это выражение покажется ему смешным.
Уткнулась, думая, что темнота не окончательно скрадывает все очертания и цвета в комнате.
Андреасу не нужно было видеть выражения ее лица. Он это почувствовал.
– Я никогда, никогда… – начала она.
– Что?
– Не слышала таких слов от мужчины.
– Правда? – не поверил Андреас.
– Чистая правда.
– Что ж, придется всячески наверстывать упущенное. И даже, наверное, восполнять недостаток всевозможных ласковых слов?
– С ласковыми словами ситуация была получше, – заметила Черстин. – А вот с главным…
– С главным теперь не будет проблем, – серьезно сказал Андреас. – Если только…
– Да?
– Если только это чувство взаимно.
– Неужели тебе еще нужны какие-то подтверждения?
– Очень хотелось бы услышать хоть один раз.
– Ведь я же сама пришла к тебе.
– Это точно была ты?
Черстин расхохоталась:
– Это бесцеремонный шантаж.
– Итак? – невозмутимо спросил он.
– Да… Я тоже люблю тебя. И хочу быть с тобой.
– Так я могу забрать тебя отсюда?
– О, разговор принимает интересный оборот. Ну, не знаю, я еще не видела квартиру, в которой ты живешь.
– Думаю, что определиться с квартирой, в которой мы можем жить вместе – это самое малое, что нам осталось сделать. Главное мы уже поняли. Но ты до сих пор не объяснила мне, откуда все эти краски, кисточки, и чем ты здесь занимаешься?..
– Если ты помнишь, недавно я получила в подарок чудесную картину, – начала Черстин.
В квартире пахло пирогами, расплавленным воском, чуть подпаленной хвоей…
Эмиль снял очки и внимательно посмотрел на сына:
– Ну, Свенсон, кажется, это будет славное холостяцкое Рождество?
– Похоже на то, отец.
– Ладно. Что ж поделать. Кажется, в этом есть и моя вина.
– Давай забудем ту историю, – несколько раздраженно отозвался Свенсон, – сколько ж можно?
– Молчу, молчу.
Эмиль взглядом продолжил производить ревизию стола:
– Бочонок темного пива и несколько бутылок красного вина – куда нам столько?
– Мало ли, – отозвался сын, – всякое случается. Особенно под Рождество…
– Не пойму, о чем ты толкуешь. Ты хитер, как Локи – признавайся, что-то уже успел замыслить?
Свенсон притворился, что ничего не слышит, и повесил на маленькую пушистую елочку еще одну позолоченную шишку.
Резкий и звонкий стук в дверь заставил вздрогнуть дедушку и Свенсона.
– Селедка и свекольный салат, картофельная запеканка, запеченная рыба… Сынок, это к нам стучат?
– Кажется, да.
– Ты кого-нибудь ждешь?
– Чего без толку болтать, лучше открой дверь, – предложил сын.
Эмиль направился в прихожую.
На пороге терпеливо ждали Черстин, Андреас, Кирстен и Джек. В руках Джек держал большой бумажный мешок, имитирующий котомку Санта-Клауса. Из мешка, завязанного наспех, торчал длинный полосатый лакричный леденец.
– Ну и ну, – протянул дедушка. – Свенсон, у нас сюрприз! Хотя, насколько я догадываюсь, кто-кто, а ты об этом сюрпризе заранее знал. Черстин, милая, ты наконец-то решила забрать свою мобильную игрушку? Трезвонит, понимаешь ли, целыми днями. То звонки, то сообщения… Ну, детки, проходите!
Свенсон тоже вышел в прихожую, широко улыбаясь. Одному ему было ведомо, насколько велика его радость за дочерей, которые наконец-то решились что-то изменить в своей жизни, не изменяя при этом себе…
– Да, сюрприз удался! – заявил он.
– Двойной сюрприз, папа!
Это хором сказали Кирстен и Черстин.
– Кажется, – пробормотал чрезвычайно довольный Эмиль, – спокойная жизнь наконец-то закончилась.